В День медицинского работника врачи и медсестры рассказывают, почему они выбрали такую профессию, что изменилось в их жизни из-за пандемии и как они справляются со стрессом на работе
Агентство «Москва»
Ксения Цветнова, реаниматолог, ГКБ им. В. В. Виноградова
Однажды в детстве я тяжело заболела: у меня был острый аппендицит с перитонитом. Мне сделали сложную операцию и спасли. После этого я решила, что буду врачом, и до окончания школы вынашивала эту идею. Поступила в Харьковский национальный медуниверситет, отучилась там шесть лет, переехала в Москву и ординатуру прошла уже в РУДН.
Я выбрала специальность реаниматолога, еще когда была волонтером в харьковской больнице. У моих родителей был знакомый в одной клинике — заместитель главврача по хирургии. Они попросили его показать мне, тогда еще юной студентке, работу разных медицинских специалистов.
Зам главного врача взял меня за руку, отвел в кабинет компьютерной томографии и сказал: «Вот отделение функциональной диагностики. Для девочки лучше не придумаешь». Я целый день просидела в этом кабинете. Так зевала, что чуть не разорвала рот. В конце рабочего дня сказала, что это очень скучно.
И на следующий день меня отправили в общую реанимацию, чтобы, так сказать, проучить. Но мне очень понравилось, и я там осталась. Я влюбилась в реаниматологию, в эту динамику, в то, как быстро нужно принимать решения, как ты практически мгновенно видишь результат своей работы.
Вот ты всю ночь скачешь вокруг этого пациента, боишься отойти, а к утру он открывает глаза, начинает слышать, реагировать на свое имя. И ты уходишь с дежурства уставший, разбитый, но понимаешь, что прожил этот день не зря.
Я помню своих первых пациентов. Однажды к нам в отделение привезли пострадавших после страшного ДТП. Среди них была девушка-цыганка, очень красивая. Никто не думал, что она выживет. У нее в организме не было, наверное, ни одной целой косточки. Несмотря на это, утром после всех операций она открыла глаза. И первое, что она сделала, — стала исполнять руками какой-то цыганский танец.
В реанимации приходится уделять особое внимание не только пациентам, но и их родственникам. Это люди, у которых погибает близкий человек. Иногда с ними очень тяжело разговаривать. Но это часть моей работы.
Сегодня мне позвонила внучка умершего пациента с вопросом: «А если бы я раньше обратилась за помощью, его бы спасли? Я теперь виню себя». Я сказала, что ни в коем случае нельзя себя винить, все было сделано правильно.
Ее дедушка попал к нам с коронавирусом, а это тяжелое заболевание, которое у разных людей протекает по-разному, мы не можем предугадать, как его перенесет конкретный пациент. Такие разговоры помогают.
Из-за пандемии моя работа кардинально изменилась. Появились средства индивидуальной защиты, в которых все сложнее работать при растущей жаре. Мы в ординаторской в шутку называем себя реаниматологами, тушенными в собственном соку. Увеличились нагрузки. В самый пик мы работали на максимуме своих возможностей.
На подобной работе невозможно избежать выгорания. Но стоит хорошенько поспать, и жизнь уже не кажется такой дрянью. Я прихожу с дежурства, гуляю с собакой, ложусь спать на сутки, и становится лучше. Меня поддерживает мой муж. Я рассказываю ему, что у меня происходит, он рассказывает мне, что у него. Мы друг другу сочувствуем, говорим, что мы большие молодцы, и спокойно идем спать.
Владимир Филимонов, заместитель главврача по медицинской части Станции скорой и неотложной медицинской помощи имени А. С. Пучкова
Когда я учился в школе, мой старший брат уже работал офтальмологом. Я решил пойти по его стопам и стать врачом.
Я учился сначала в Ростове, потом в ординатуре в Москве. Наверное, из-за своего характера выбрал работу в скорой помощи. Мне нравится решать эту задачу — максимально сузить границы возможного диагноза, когда у тебя в наличии только фонендоскоп и какие-то элементарные инструменты для обследования. Это и есть медицина в чистом виде.
Работа в скорой требует оперативных решений, умения управлять своими эмоциями и эмоциями пациента. Здесь нужны более глубокие знания психологии. Бывают эмоционально сложные вызовы, как детская реанимация, например, которые навсегда остаются в памяти.
В моей практике тоже были такие случаи. Я работал на скорой, когда гремели взрывы в московском метро, и мне пришлось ехать сначала в одно место катастрофы, а затем почти сразу выезжать в другую точку.
В таких ситуациях нельзя забывать, что от действий врача зависит не просто жизнь человека, но качество этой жизни. Пострадавший после травм может быстро реабилитироваться, а может на всю жизнь остаться инвалидом.
В этом случае помощь врача в первые минуты после катастрофы оказывается решающей.
Однако это давняя история. С 2011 года я занимаюсь административной медицинской деятельностью. Такая работа позволяет распространять профессиональные навыки, прививать свое понимание профессии сотрудникам, а значит, помогает не только одному конкретному пациенту, а сразу многим. Административный работник — это человек, который приумножает полезные практики.
Пандемия коронавируса показала все плюсы московского здравоохранения, когда врачи поликлиник, стационаров, скорой помощи вместе справлялись со сложными административными и клиническими ситуациями.
Каждый день менялась оперативная обстановка по заболеваемости. Не было инструментов, общепринятых схем для принятия решений. Но мы подстраивались и набирались опыта. Медработники не спали ночами, не имели возможности жить со своими семьями.
Это был один из этапов войны. Он закончился, и мир изменился.
Ульяна Назарова, процедурная медсестра поликлинического отделения городской клинической больницы им. В. В. Вересаева
Я не знала, чем буду заниматься, когда закончила школу. Подруга, которая уже год к тому моменту училась в медучилище, предложила тоже поступить в мед. Я согласилась и не жалею. Я очень люблю свою работу и теперь уже понимаю, что попала туда, куда надо.
Сначала местом работы у меня была 6-я городская больница. Там я работала в операционной. Помню, как мне в первый раз пришлось спасать пациентку: женщине в коридоре стало плохо, она просто рухнула на пол.
Когда я подошла, вокруг нее толпились люди. Я должна была сделать этой женщине укол внутривенно. Но тогда мои навыки были еще не так отточены, как сейчас, и я думала, что сама лягу там рядом с ней, но все прошло хорошо.
С того момента я обрела уверенность. Поняла, что все могу.
Мне нравилось в той больнице, только ездить было далеко. Поэтому через полгода я ушла в поликлинику в шаговой доступности от дома. Там уже я попала в процедурный кабинет. Со мной работала пожилая женщина старой закалки — она показала, как ставить уколы и брать кровь максимально безболезненно.
Когда у меня родился ребенок, я по совету знакомых перешла на работу в поликлинику в больнице Вересаева.
Я уже 16 лет работаю в процедурном кабинете. Сейчас, конечно, особое время для медработников. Мы с коллегами поулыбались друг другу, обрадовались, что сейчас передохнём, но не тут-то было.
Напряжение выросло в десятки раз. Начались эти мазки и в поликлинике, и с выездом, например, в общежития, где тоже брали материал для анализа у 100 человек за раз.
Потом надо было все это обрабатывать, оформлять документы — это очень тяжело.
Иногда я прихожу домой уставшей, и муж говорит: «Уходи ты со своей работы». Но у меня не получается. Я не смогу просто сидеть дома и люблю свое дело.
Анна Гоголь, терапевт, ГКБ №52
Я училась в медуниверситете Пирогова на лечебном факультете. Выбрала терапию, потому что это всеобъемлющая специальность. Ты видишь все, лечишь все, диагностируешь все.
После учебы я думала поработать в поликлинике, но как-то раз приехала по делам в район Октябрьского поля и решила зайти в больницу №52, спросить, не нужен ли им случайно терапевт. Оказалось, что нужен.
С тех пор вот уже пять лет я и работаю терапевтом в этой больнице.
Год назад я прошла специализацию по пульмонологии. Мне были интересны легочные процессы, а кроме того, я знала, что пульмонолог — почему-то непопулярная специальность, их всегда не хватает. Пульмонолога найти сложнее, чем того же кардиолога, хотя эта специальность не менее интересная.
Каждый день на работе случается что-то новое, часто бывают сложные случаи. Больше всего запоминаются первые дни практики, когда сталкиваешься с тяжелыми молодыми пациентами. Я помню одного такого. Его очень долго лихорадило.
Все подозревали то лучевую инфекцию, то последствия антибактериальной терапии. В итоге ему диагностировали редкую форму нейроэндокринного рака. Я помнила, что в свое время читала об этом раке и даже делала презентацию, но никогда не думала, что встречу больного с таким диагнозом.
Пациент угасал прямо на глазах. В какой-то момент опухоль его добила. Ему было всего 33 года.
Смерть пациента для врача — стресс. Со стрессом врачи справляются по-разному. Иногда достаточно отвлечься на повседневную жизнь, общение с друзьями, коллегами, родственниками. Я, например, люблю ездить в отпуск в горы на Кавказ, чтобы оставить там стресс, накопившийся за полгода.
С пандемией изменилось отношение к врачам. Раньше попадались пациенты, которые относились к медикам с недоверием, могли и повздорить с врачом. Сейчас люди стали вежливее. Все благодарят нас за нашу работу.
6 врачей-блогеров: на кого подписаться, чтобы правильно заботиться о здоровье
Автор Саша Егорова
27 июля 2020
Мы собрали врачей доказательной медицины, которые используют формат блога, чтобы ответить на важные вопросы о здоровье, развеять опасные мифы, избавить от тревоги и подсказать правильные решения на каждый день. Рассказываем, кого и где читать.
Гуглить свои симптомы в интернете — неоднозначное решение. Зато в Сети можно в ненавязчивой форме восполнить пробелы знаний об организме и получить безопасные рекомендации, подписавшись на аккаунты врачей, приверженных принципам доказательной медицины.
Алексей Утин
Кардиолог, сердечно-сосудистый хирург, главный врач клиники SMART CheckUp YouTube, Instagram, Telegram
Все, что хотели, но боялись узнать о своем сердце и сосудах. Полезен ли бег и не приведет ли вас беговая дорожка от инфаркта к артрозу? Как оказывать первую помощь? Что делать при различных болях? Об этом и многом другом Алексей Утин рассказывает понятным языком, дает ссылки на источники для любопытных и вообще показывает, что заботиться о своем здоровье — просто.
© instagram.com/utin.online/
Ольга Жоголева
Аллерголог-иммунолог, основатель медицинского центра Everyday Clinic, член Европейской академии аллергии и клинической иммунологии (EAACI), Всемирной аллергологической организации (WAO), Российской ассоциации аллергологов и клинических иммунологов (РААКИ). Автор книги «Аллергия и как с ней жить. Руководство для всей семьи»
YouTube, Instagram, Telegram
Название Telegram-канала «Аллергология для чайников» дает исчерпывающий ответ, кому и почему он будет интересен. Вокруг аллергии довольно много мифов, которые усложняют жизнь пациентам и их близким, не принося никакой пользы.
Ольга Жоголева рассказывает о самых свежих исследованиях, приводит полезные статьи и дает много практических советов.
В каком возрасте можно обследоваться на аллергены? Что делать, если анализы отрицательные, а проявления аллергии есть? Как снизить риски возникновения аллергии?
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Елена Мотова
Врач-диетолог в клинике «Рассвет», научный журналист, автор книги «Мой лучший друг — желудок. Еда для умных людей»
Врачи за правду: участники конференции разгромили принудительную вакцинацию и QR-коды
В минувшее воскресенье в столице состоялась масштабная научно-практическая конференция «Врачи за Правду!» под названием «Клинические и организационные аспекты диагностики, лечения и профилактики COVID-19».
Состав участников был как на подбор: доктора, кандидаты наук, академики и просто честные медики, не купившиеся ни на кнут, ни на бюджетный пряник начальства.
В ходе мероприятия в докладах была подведена научно-доказательная база под историю, которая давно понятна находящимся в теме: «борьба» властей с ковидом путем ограничений прав и свобод граждан и принудительных уколов – совсем не про заботу о нашем здоровье.
Клеймение всех товарной маркировкой в виде QR-кода – абсолютно не про гарантию защиты от ковида. Попытка шельмовать и очернять ключевых спикеров конференции в федеральных СМИ и соцсетях – вовсе не ради «битвы за добро» и «спасения людей», передумавших прививаться. Многое из сказанного вчера еще не раз прозвучит эхом в головах растерявшейся обслуги «партии ковида».
Д.м.н. Владислав Шафалинов, ставший модератором первой части дискуссии, дал хороший зачин встрече:
«Не на пользу государству и нашему обществу идет искусственное разделение людей на «ваксеров» и «антиваксеров». Нас, врачей, которые просто задают вопросы, пытаются запихнуть в «антиваксерское» поле.
Меня несколько раз приглашали на федеральные каналы, якобы для обсуждения волнующих многих вопросов. Но обсуждения там не получается – оппоненты начинают говорить языком лозунгов, переходить на крик, а в ответ переходить на крик не хочется.
Надеюсь, что мы не поделимся окончательно на «ваксеров» и «антиваксеров» — ни к чему хорошему это не приведет. Все происходящее также связано с большим недоверием общества к врачам, ученым, к системе здравоохранения.
Это недоверие возникло не на пустом месте, и после того как вся эта беда с коронавирусной инфекцией разрешится, нашей основной задачей будет восстановление доверия», – подытожил Шафалинов.
Затем слово взял академик РАН, иммунолог Виталий Зверев с докладом «Вакцины против COVID-19». В начале выступления Зверев очень похвалил вакцинопрофилактику в целом, назвав ее «основным способом борьбы с инфекционными заболеваниями». Оспа, чума, полиомиелит и другие болезни – все они побеждены благодаря вакцинопрофилактике, и за последний век человечество приобрело около 20 лет жизни благодаря эффективной работе вакцин – такова позиция ученого, и, как вы понимаете, назвать его «антиваксером» язык не повернется (у адекватного человека, как минимум).
«С коронавирусами человек знаком хорошо, это одни из первых подвидов, которые мы открыли и начали изучать в прошлом веке. И SARS-Cov-2 в этом смысле принципиально не отличается от своих сородичей.
Например, нам известно, что подавляющее большинство людей переносят вирус в легкой форме, дети практически не болеют тяжело – у них просто нет большого количества рецепторов, к которым способен прикрепляться вирус.
У нас есть три вида иммунного ответа: врожденный, клеточный и гуморальный. Любые антитела, образовавшиеся в ответ на антиген, со временем исчезают.
Вы просто представьте, что было бы с нашей кровью, если бы они сохранялись – ко всем инфекциям, с которыми сталкивался организм человека. У нас кровь была бы как кирпич примерно. При этом остаются клетки памяти, и когда антиген вновь попадает к человеку, у него вырабатывается достаточно антител, чтобы его победить.
Поэтому когда мы говорим о вакцинах, надо четко понимать, где они будут работать и что создавать.
Длительную защиту способны формировать живые вакцины – не случайно при «живой» прививке от полиомиелита человек потом, как правило, не болеет им до конца жизни. Прививки от кори и паротита дают 20-30 лет иммунитета.
Мы просто учли все особенности формирования иммунитета у человека, когда создавали эти вакцины. Затем пошли убитые (инактивированные) вакцины, которые запускают иммунитет уже совсем иначе. Можно при их использовании добиться эффекта, аналогичного живым вакцинам. Как правило, они требуют наличия адъюванта (усилителя, помогающего быстрее запустить иммунную реакцию в клетке).
Например, сейчас говорят, что надо прививаться одновременно мРНК/ДНК вакцинами от ковида и «мертвой» вакциной от гриппа. Ничего не получится – иммунитет не может одновременно запустить реакцию по противоположным направлениям.
У нас сейчас много вакцинных «платформ», но почти все они основаны на S-белке (спайковом белке) коронавируса, в том числе векторные вакцины.
После того, как вакцины были сделаны, у нас появилось множество штаммов ковида. Поскольку все вакцины ориентированы на участки S-белка (эпитопы), которые связываются с рецепторами в клетках человека, естественно, когда меняется сам вирус, вакцина не может быть настолько же эффективна против новых штаммов.
Мое мнение – вакцины только на основе S-белка не формируют полноценный клеточный иммунитет, а сила гуморального ответа быстро истощается. Теперь вот Pfizer говорит, что надо вводить его вакцину каждые 2-3 месяца.
А теперь посмотрим на данные ВОЗ – более 2,5 млн. случаев осложнений за неполный год зафиксировано от ковид-вакцин («Катюша» делала об этом материал — http://katyusha.org/view?id=17806). Это в 10 раз больше, чем за 50 лет у вакцин от гриппа, и неисчислимо больше по сравнению с прививками от любой другой болезни. И сами авторы признают, что например у Pfizer эффективность вакцины против новых штаммов снижается на 40%.
На сегодня в России растет смертность и заболеваемость от ковида, несмотря на то, что параллельно растет число вакцинированных. Одновременно обнаружился очень интересный факт – в ряде стран, где заболеваемость и смертность до массовой вакцинации были очень низкими (Сингапур, Монголия, Камбоджа, Сейшельские острова), с началом кампании прививок показатели резко взлетели вверх.
Я считаю, что сама по себе вакцинация должна быть доказано безопасной и эффективной, должно быть четко понятно, кому именно и в каком порядке ее можно вводить. И теперь как человек, занимающийся иммунопрофилактикой, я вижу, как плодятся и множатся ряды людей, выступающих против вакцинации в общем. Нам очень важно знать всю правду – что происходит с популяцией после вакцинации? Пока требуемого эффекта нет, и нам нужны вакцины, которые формировали бы стойкий иммунный ответ.
Сейчас говорят про штамм «омикрон», от которого пока не зафиксировано летальных исходов. Это нормально – каждый вирус на излете «пандемии» мутирует в более безопасные формы, чтобы выживать. В Японии вообще ковид «самоуничтожился» — у него произошли мутации, мешающие воспроизводить самого себя. В целом же вирус не настолько изменился в человеческой популяции за прошедшее время, и мы видим, что переболевшие имеют к нему стойкий иммунитет, а вот вакцинированные от нового штамма почти не защищены. Повторные случаи заражения переболевших есть, но это очень небольшой процент людей с особенностями иммунной системы.
Когда нам говорят, что переболевших надо вакцинировать, у меня нет ничего, кроме возмущения. Назовите мне хоть одну инфекцию, для которой иммунитет после прививки будет более сильным, более продолжительным, чем после перенесенного заболевания. Ну нет таких! У людей после вируса SARS уже 17 лет стойкий иммунный ответ, они не нуждаются в вакцинации. Надо не на год отложить прививку для переболевших, а навсегда. Мы не знаем, что случится с переболевшим, если ему ввести «живую» векторную вакцину.
И еще мне очень не нравится активная пропаганда вакцинации детей от ковида. У меня двое детей и девять внуков. Мы все переболели этой инфекцией, у всех есть антитела. У детей нет в таком количестве нужных вирусу рецепторов, так что он к ним не попадает в больших объемах. Когда детей называют главными переносчиками, это надо еще доказать – ведь у них мало рецепторов в той же носоглотке, как они могут массово распространять вирус? От ковида умирают дети с серьезным нарушением здоровья – онкология, сахарный диабет, ожирение, системные сбои иммунитета… Но этих детей мы не прививаем и другими вакцинами – просто их бережем. Причем неважно, находятся ли они в периоде ремиссии или обострения своей болезни. Мы что, будем каждые полгода вводить детям вакцину? А их календарь вакцинации куда полетит? Особенно сейчас уже говорят о детях 6-11 лет… Мне это очень и очень не нравится.
Что касается самой вакцинации, я всегда за нее боролся, но поверьте, никогда и нигде я не говорил об обязательности. Если хотите, чтобы все вакцинировались – убедите их. А чтобы убедить, надо показать достоверные результаты. Так не бывает, чтобы вакцинироваться можно было всем поголовно – нет вакцин без противопоказаний. И еще – вот нам заявляют, что вакцина детская «Спутник» — это как для взрослых, но разведенная в пять раз. Вы знаете вообще такие? У нас вакцина от кори, например, в одинаковой концентрации вводится и 40-летнему мужчине, и годовалому ребенку, и 80-летней бабушке. Нет такого понятия «детская вакцина», она должна работать на любом организме. А если все завязано на массе тела, какая разница тогда между мальчиком 13 лет и девочкой 18 лет – по весу они могут быть одинаковы абсолютно. Поэтому нам пока еще рано говорить о вакцинации детей.
Заявления чиновников и представителей ВОЗ о том что коллективный иммунитет формируется только вакцинацией – к науке не имеют никакого отношения. Это чисто коммерческие решения, как и сокращение сроков клинических испытаний экспериментальных вакцин.
Если меня спросить про QR-коды – конечно, я против. Они только разделяют людей и никакого отношения к борьбе с инфекцией не имеют. Это западная придумка, не наша. Пусть американские ученые оставят нас в покое со своими советами, меня как-то удивляет, что они резко стали беспокоиться за наших детей»,
– подытожил Зверев. Доктор ветеринарных наук Владислав Ласкавый рассказал собравшимся о трансмиссивном (т.е. очень заразном) гастроэнтерите свиней, исследованию которого он посвятил 30 лет жизни. Возбудителем этого заболевания являлся коронавирус, который охватил весь мир и наблюдался во всех странах с развитым животноводством с 1954 по 2005 гг. Решая проблемы профилактики этого заболевания, он способен провести очень много параллелей с нынешней инфекцией COVID-19, с которой столкнулось человечество.
«Мероприятия по вакцинации свиноматок перед опоросом только усугубляли течение инфекции у поросят, погибало до 100% новорожденных свиней в популяции. Известно, что плацента человека, в отличие от свиньи, пропускает антитела.
При переболевании и особенно при активной иммунизации беременных от COVID-19 плод будет формироваться с готовыми антителами и с последующими возможными осложнениями за счет проявления реакции иммуноцитолиза при наличии большого количества антител, при заражении детей в детдомах.
В конечном итоге это приведет к возникновению аутоиммунных реакций и проявлению различных патологий у детей.
Изучение этой инфекции на более старших возрастных группах в неблагополучных хозяйствах при использовании специфических средств профилактики приводило к увеличению падежа и вынужденного убоя животных.
Применялись различные вакцины: живые, инактивированные. Мероприятия, направленные на выработку иммуноглобулинов класса G, усугубляли течение заболевания.
Данные из различных источников, полученных нами по заболеваемости COVID-19 в Англии, Франции, Турции, Израиле, Белоруссии, Южной Кореи, Японии, отдельных республик и регионов РФ подтверждают аналогичную ситуацию по COVID-19.
Анализ однозначно показал прямую зависимость смертности, летальности и заболеваемости от роста уровня вакцинации от COVID-19. Результаты исследований по некоторым странам опубликованы в СМИ (https://www.nakanune.ru/news/2021/10/15/22624851/).
Американский военный врач исследовал статистику ОРЗ у личного состава, и обнаружил, что привитые от гриппа люди имеют достоверно более высокие шансы заболеть инфекциями из семейства коронавирусов. Аналогичные исследования нашей группы также подтвердили эту теорию.
Исходя из изложенного, считаю, что вирусный трансмиссивный гастроэнтерит свиней является биологической моделью COVID-19, эпидемиологические и инфекционные процессы у них схожи. Разработанные подходы в ветеринарии могут помочь выработать решения и для лечения нынешней инфекции у людей, использовать текущие результаты в мед. практике».
Доктор Ласкавый также рассказал про разработанный им препарат-иммуномодулятор «Дибенорм», который зарегистрирован в Белоруссии, но продолжает получать препоны для регистрации в России. По его словам, он гарантированно будет помогать от COVID-19, но пока контролирующие органы не торопятся пускать его в РФ. Что не удивительно, ведь у нас официально имеется одна «панацея» от вируса — модная жидкость от Гинцбурга, Голиковой иже с ними. Д.м.н. председатель Московского научного общества терапевтов Павел Воробьев счел важным разоблачить «страшные мифы про ковид».
«Миф первый: COVID-19 – страшно заразная болезнь. Она уж точно не заразнее гриппа, выкашивающего детсады и школы прямо сейчас. Миф второй – это страшно тяжелая болезнь. 80-90% больных переживают ее легко. Если от нее погибают, то весьма немного.
А вот от внутрибольничных инфекций и неоказания помощи вовремя – умирают очень и очень многие. Миф третий – ковид не лечится. Лечится прекрасно, если не валять дурака. Миф четвертый – ковид можно победить только вакцинацией. Пока ни у кого не получилось.
Инфекция COVID-19 вызывает васкулит с развитием тромбозов, что приводит к поражениям разных органов и систем. Болезнь часто приобретает затяжное течение, что связано с аутоиммунным ответом. Комплексная терапия ДВС-синдрома зачастую бывает жизнеспасающей.
Терапия второй линии, если нет выраженного эффекта от антикоагулянтов – кортикостероидные гормоны. Подавляющее большинство обратившихся к нам ковидных больных вылечились либо имеют на сегодня выраженные улучшения.
Что касается вакцинации от ковида, тут надо напомнить цитату из 317-ФЗ «Об иммунопрофилактике».
Профилактические прививки, как и иммунобиологические лекарственные препараты, должны создавать специфическую невосприимчивость к инфекционным болезням. Генно-инженерные лекарственные препараты на основе вирусного вектора не являются иммунобиологическим средством по определению. У них нет главного свойства – защищать от заражения вирусом.
Они не прошли необходимых фаз испытаний, необходимых для регистрации, зарегистрированы по ускоренной схеме. Не ведется планомерное изучение осложнений в близкосрочном периоде, вызванным введением данных лекарств, при том, что они явно обладают различным спектром осложнений.
При самых скромных подсчетах, от вируса гриппа H1N1 в стране умерло около 250 тыс. человек, но никто при этом не закрывал города, не бегал с безумными ограничениями.
Давайте использовать тут медицину, а не политику. Маски, варежки и прочие локдауны никакого отношения к делу не имеют.
Пришла пора вернуться к Пироговскому движению врачей – власть просто перестала слышать наш голос»,
Гепатоцеллюлярная карцинома: это не приговор!
Вена, 16 апреля. Компания Bayer Schering Pharma и медицинские специалисты сосредоточили свое внимание на меняющихся стратегиях и будущих тенденциях лечения гепатоцеллюлярной карциномы (ГЦК) — области терапии, которой присущи как сложность, так и изменчивость.
Традиционно ГЦК характеризовалась ограниченным числом вариантов лечения и, как правило, низкой выживаемостью, особенно среди пациентов с поздно установленным диагнозом.
«Что нам требуется сейчас, так это обратить свое внимание на определение областей, где более широкое применение сорафениба на более ранних стадиях заболевания, возможно, также принесет пользу пациентам», — отметил проф.
Маркус Пек-Радосавлевич из Венского медицинского университета на 45-ом ежегодном заседании Европейской ассоциации по изучению печени (EASL).
Нексавар® является первым и пока единственным системным препаратом, одобренным для лечения рака печени, и в настоящее время он признан в качестве стандарта терапии для больных с метастатическими стадиями заболевания.
Гепатоцеллюлярная карцинома является самой распространенной формой рака печени, который занимает шестое место среди наиболее часто диагностируемых раковых опухолей в мире. Однако в настоящее время наблюдается слияние таких факторов, как инновационные достижения в области таргетных препаратов, наличие специализированных средств диагностической визуализации печени, наше растущее понимание того, как индивидуальные особенности больного влияют на исход терапии, а также разработка усовершенствованных алгоритмов стратификации лечения, сочетающих стадирование опухоли с исходным состоянием здоровья – в результате чего становится возможным более дифференцированный прогноз для больных ГЦК.
К цели вместе с сорафенибом: изменение перспективы для больных ГЦК
Профессор Маркус Пек-Радосавлевич пояснил, что варианты лечения ГЦК зависят не только от стадии злокачественного процесса, но также и от исходной функции печени и от общего состояния пациента.
«Лечение ГЦК осложняется из-за применения нескольких различных систем прогностического стадирования, в каждой из которых для прогнозирования выживаемости используется отличающаяся комбинация факторов, относящихся к опухоли, распространенности опухолевого процесса за пределы печени, повреждению печени и симптомам рака.
По этой причине нам требуются унифицированные системы стадирования – благодаря которым, в конечном счете, выигрывает пациент», подчеркнул он.
Наиболее широко применяемой системой, служащей для назначения терапии, является система стадирования рака печени по классификации Барселонской клиники (BCLC), включающей раннюю, промежуточную, метастатическую и терминальную стадии с рекомендованными для каждой стадии различными стандартами терапии.
Далее проф.
Пек-Радосавлевич представил сводку результатов опорных исследований III фазы («Рандомизированный протокол оценки сорафениба при ГЦК» (SHARP), а также исследование в азиатско-тихоокеанской когорте), которые послужили основой для регистрации сорафениба (Нексавара®) и признания его в качестве стандарта терапии для больных с метастатической стадией злокачественного процесса (BCLC-C) с нерезектабельной ГЦК. Как пояснил профессор, несмотря на то, что резекция и абляционная терапия предоставляют возможность потенциального излечения для отдельных пациентов с очень ранней или ранней стадиями заболевания (A или B по BCLC), у большинства пациентов в пределах 5 лет происходит рецидив. Поскольку сорафениб прицельно воздействует как на пролиферацию опухолевых клеток, так и на ангиогенез опухоли, можно ожидать, что адъювантная терапия сорафенибом уменьшит риск рецидива опухолевого процесса после резекции или абляции. Гепатолог рассказал, что в настоящее время эта возможность изучается в рамках клинических исследований, включая исследование III фазы под названием «Сорафениб в качестве адъювантного лечения в профилактике рецидива гепатоцеллюлярной карциномы» (STORM).
Для больных с промежуточной стадией ГЦК (В по BCLC) стандартом терапии является трансартериальная химиоэмболизация (ТАХЭ); однако общая польза традиционной ТАХЭ ограничена.
Анализ по подгруппам показал, что обеспечиваемое сорафенибом преимущество в аспекте выживаемости сохраняется, по крайней мере, у некоторых больных с промежуточной стадией заболевания, таким образом, имеется убедительное теоретическое обоснование комбинирования ТАХЭ с приемом сорафениба. Проф.
Пек-Радосавлевич представил продолжающееся исследования сорафениба или плацебо в комбинации с ТАХЭ (SPACE), посвященное изучению эффективности и переносимости сорафениба в качестве комбинированной терапии при промежуточной стадии ГЦК.
"Протоколы перестают работать, уже никто не понимает как и чем лечить". Исповедь врача красной зоны
Врач рассказал, что 70% пациентов с COVID, попавших в реанимацию, умирают. Медики не могут предугадать какой протокол лечения сработает и как проявит себя вирус.
Пермский врач анонимно рассказал, через что проходят медики, работающие в условиях пандемии. Доктор привёл неутешительную статистику и поделился душераздирающими подробностями того, с какими проблемами сталкивается медперсонал, буквально пытаясь вытащить пациентов с того света.
У каждого врача есть своё кладбище. Раньше у каждого из нас оно было малюсенькое. У меня, в экстренной хирургии, побольше других — стандартная летальность была 10–15%.
А теперь я не работаю в операционных бригадах и не наблюдаю за динамикой у пациентов, выходящих из наркоза. Теперь у меня вечный день сурка: поступил, ИВЛ, умер. Понимаешь, 70% поступивших в реанимацию умирает.
И ты не знаешь, что с этим делать, — поделился врач с корреспондентом ProPerm.ru.
По словам медика, медперсонал не знает, на что ориентироваться: предугадать, что поможет тому или иному пациенту с коронавирусом и какой протокол сработает, практически невозможно.
Мы устали менять протоколы лечения, они перестают работать. Точнее так, одному из десятка помогло — а остальным нет. И ты в этом костюме мечешься от пациента к пациенту, а они — стонут, плачут и умирают.
Вот только что вроде стал без ИВЛ дышать сам. Вроде бы динамика пошла, ты смену сдал, вернулся — а он умер.
И ты не понимаешь, как лечить, чем лечить: никакие стандартные медицинские подходы не работают, — сокрушается врач.
Проблема лечения осложняется тем, что, по словам медика, никаких закономерностей в течении болезни нет. Доктор приводит пример: они дают пациенту кислород — пациенту становится лучше, подключают гормоны и капельницы — состояние продолжает улучшаться. Рентген-контроль показывает нормальные результаты, а потом внезапно у человека отказывают почки или развивается тромбоз.
Ты думаешь, что это ты такой дурак, но ты советуешься с коллегами, читаешь о разной практике лечения этой инфекции — в том числе разных мировых клиник. И понимаешь, что все во всём мире в том же состоянии, что и ты.
Ты всё делаешь правильно, как бы поступал в других случаях осложнённых ОРВИ с присоединившейся пневмонией, как бы ты вёл такого пациента до ковида. Он лежит в реанимации на ИВЛ неделю, дольше.
Его родные звонят каждый день и спрашивают: как? В доковидное время ты бы развёрнуто ответил, а сейчас кроме «стабильно тяжелый» тебе ответить нечего, — поделился медик.
По словам врача, пациенты, попавшие в реанимацию, чаще всего умирают. Тех, кто вызоравливает и выписывается, меньше половины. Хирургам и терапевтам в условиях коронавируса приходится выполнять функции реаниматологов — доктора сражаются за каждого пациента. Но конца потоку заражённых COVID не видно.
Койка освобождается только на короткое время, меньше часа. Сейчас в линейных отделениях много тяжелых больных, которые в «мирное время» были бы в реанимации. К нам поступают только самые тяжелые, почти безнадежные.
Вчерашние хирурги и терапевты все уже немного реаниматологи — научились стабилизировать тех, кто еще может без ИВЛ, и вытягивают их, и выписывают. У нас с августа реанимационные койки никогда не пустуют, как только освобождаются — везут нового больного из линейного отделения. И так каждый день, каждую смену.
Ты обеспечен на 150% лекарствами, ты верил в свою многолетнюю практику и даже гордился вытянутыми с того света почти безнадежными пациентами. А ковид все перечеркнул, — рассказал доктор.
Однако врач верит, что пандемию можно победить. По словам медика, он и его коллеги относятся к пандемии, как к войне. Это помогает не сдаваться.
Есть и хорошие новости. Они маленькие, но дорогого стоят. Коллективный иммунитет работает. Мы, медики, в эту волну меньше болеем, у нас в клинике никто не умер за последние пару месяцев.
Мы вакцинированы и проэпидемичены — каждый божий день мы в эпицентре вирусной нагрузки. И не только врачи, но и старушки-санитарки, кастелянши — все здоровы.
В терапевтических отделениях вакцинированных пациентов побольше, чем в реанимации, у нас — меньше процента приблизительно. Значит вакцина работает. И это дает надежду, — резюмировал пермский врач.
Уважаемые читатели Царьграда!
Зараза в России: Минздрав врет, потому что министр Мурашко Путина боится?
Очень резонансной оказалась новость о письме, которое Росздравнадзор на этой неделе направил в свои территориальные органы.
В письме содержится поручение выявлять граждан, принимающих участие в анти-прививочной кампании и «активно распространяющих заведомо ложную информацию о вреде вакцинации против новой коронавирусной инфекции».
В документе, который подписала глава Росздравнадзора Алла Самойлова, говорится, что информацию о таких гражданах необходимо передавать в прокуратуру и «следственные органы субъекта», а особое внимание обратить на врачей, противодействующих прививочной кампании.
Не секрет, что инициатива «прижучить» противников прививок принадлежит Минздраву и лично министру Михаилу Мурашко. Именно Михаил Альбертович поручил Алле Самойловой принять жесткие меры в отношении «диссидентов» после заседания оперативного штаба по противодействию Covid-19.
Как указано в письме начальницы Росздравнадзора, чиновники этого ведомства на местах должны будут сообщать о гражданах, «деятельность которых имеет признаки правонарушений, ответственность за совершение которых предусмотрено статьями 207.1 и 207.2 уголовного кодекса Российской Федерации». В указанных статьях УК РФ речь идет о таких действии, как «заведомо ложное сообщение о готовящихся взрыве, поджоге или иных действиях, создающих опасность гибели людей».
Можно действительно согласиться с тем, что «заведомо ложные сообщения» о событиях медицинского и санитарного характера также могут создавать опасность гибели людей.
С учетом событий, которые начались в стране и мире и получили название «пандемия ковида», можно было бы даже доработать УК РФ, введя в него специальную статью о заведомо ложных сообщениях, касающихся санитарной ситуации (вирусные инфекции и прочее). В этой связи сразу возникает масса вопросов.
Например, у Росстата, Роспотребнадзора и оперативного штаба по противодействию Covid-19 есть статистика по заболевшим и умершим от ковида. И во всех трех источниках цифры разные. Я об этом уже писал, в детали погружаться не хочу. Кому верить? Кто говорит правду, а у кого искажения? И опять же, искажения являются причиной ошибок или заведомого обмана?
Я уже не говорю о том, что Минздрав и Роспотребнадзор характеризуют санитарную ситуацию в стране как «пандемии», а профессиональные медики говорят, что это не пандемия.
Стало быть, нас запугивают? А эти запугивания становятся основанием для локдаунов, самоизоляции, отказа от лечения хроников и пациентов с острыми тяжелыми заболеваниями.
Вице-премьер Татьяна Голикова признала в марте этого года, что в 2020 году имел место большой прирост смертности по сравнению с 2019 годом. При этом лишь 31% так называемой «избыточной смертности» можно списать на ковид. А кто ответит за 69% «избыточной смертности»?
Загрузка...
